Древнерусские и другие новости от Андрея Чернова. Сайт создан 2 сентября 2012 г.
Пушкинский Дом. 14 февраля 2020. 12.00
Начну с цитаты из обзорной нелицеприятной статьи Иванова-Разумника о советской литературе, написанной в 1943 году.
«…Остается Шолохов, автор хорошего романа «Тихий Дон» и плохой «Поднятой целины». Я очень уважаю автора-коммуниста за то, что он в конце романа отказался от мысли (предписывавшейся ему из Кремля) сделать своего героя, Григория Мелехова, благоденствующим председателем колхоза, а предпочел погубить его нераскаянным. Но не в этой частности дело, а в том, что «Тихий Дон» представляет собою наклонную плоскость с вершиной в первом томе; дальше от тома к тому письмо слабеет, образы повторяются и выветриваются, интерес падает. У Шолохова много поклонников, считающих его вершиной советской литературы; может быть, оно и так, но не в обиду им будь сказано — сорок лет тому назад выходили сборники «Знания», в которых вполне мог быть напечатан и «Тихий Дон». Печатался там Кондурушкин — кто его теперь помнит? На те же “казачьи темы” писал свои очерки Федор Крюков, и писал совсем не плохо, — боюсь, что теперь никто не вспомнит и его имени. И если Шолохов подлинно “вершина советской литературы”, то надо сказать, что вершина эта далеко не Эльбрус и не Монблан, а гора значительно более скромной высоты».
(Р. Иванов-Разумник. ПИСАТЕЛЬСКИЕ СУДЬБЫ. Нью-Йорк. 1951).
Напомню, что Иванов-Разумник – крупнейший литературный критик первых десятилетий XX столетия, при этом совершенно не ограниченный советскими идеологическими шорами. Поэтому примечательны в вышеприведенных словах, во-первых, сдержанная оценка «Тихого Дона», который в СССР принято было прославлять едва ли не как вершину отечественной литературы пореволюционного времени, и, во-вторых, указание на соразмерность Федора Крюкова с «Тихим Доном». Обычно те шолоховеды, которые ниспровергали посягательства на шолоховское авторство, указывали на «дистанцию огромного размера», которая разделяет прозу Крюкова и Шолохова. Этой дистанции для Иванова-Разумника не существовало.
Сомнения в авторстве шолоховского романа возникли, как известно, еще в конце 20-х годов, затем последовали идеологические вердикты по этой части, весьма грозные, и сомневающиеся замолчали на несколько десятилетий. Однако вопрос, конечно, остался лишь заглушенным, но не разрешенным. При этом те, кому доводилось встречаться с Шолоховым, указывали на полное несоответствие его личностного потенциала тексту знаменитого романа. Сошлюсь на собственное воспоминание. Я десять лет работал вместе с академиком Михаилом Павловичем Алексеевым. Когда раз или два заходила речь о «Тихом Доне», он горячо и безапелляционно говорил: «Я не верю, что Шолохов мог написать “Тихий Дон”. Я его видел и уверен, что он не мог этого написать». Вот такие краткие, без дополнительной аргументации, индивидуальные, но четко зафиксированные в моей памяти суждения. Добавлю, что академик Алексеев не раз наблюдал академика Шолохова вблизи на сессиях Академии Наук.
В 1974 году появилось исследование неизвестного автора «Стремя “Тихого Дона”», подписанное латинским инициалом «D», с предисловием и послесловием Александра Исаевича Солженицына. Именно там Солженицын указал на Федора Крюкова как на наиболее вероятного автора романа. Как мы теперь знаем, некто D – это наша коллега, одно время работавшая в Пушкинском Доме, Ирина Николаевна Медведева-Томашевская, вдова крупнейшего пушкиниста и авторитетнейшего текстолога русской литературы Бориса Викторовича Томашевского. При ее участии в 30–40-е годы готовилось Большое академическое издание Пушкина, а также полное академическое издание собраний сочинений Гоголя. Ею в серии «Библиотека поэта» были выпущены в свет тома Баратынского, Батюшкова, Грибоедова и Гнедича. Таким образом в данном случае мы имеем дело не с дилетантом, падким на «загадки» и «разгадки», а с высоким профессионалом, представителем пушкинодомской текстологической школы. В этой работе, которая, к сожалению, осталась незавершенной из-за кончины автора, впервые было указано на несообразности в тексте романа и стилевую чересполосицу, на механическое соединение в тексте исходных и добавленных фрагментов.
С тех пор вслед за работой Медведевой-Томашевской появились десятки работ со скрупулезным анализом текста романа. Появились и новые «претенденты на престол». Так, Зеев Бар-Селла выдвинул фигуру Виктора Севского (псевдоним донского писателя Краснушкина), назывались и другие имена. В монографии А. В. Венкова (объемом около девятисот страниц) фигурируют уже четыре автора, стараниями которых, по аргументации исследователя, был изготовлен тот скомпонованный текст романа, с которым сейчас имеет дело читатель.
Я не берусь претендовать на выражение сколько-нибудь выношенного и взвешенного собственного мнения по этой проблеме. Вопросом авторства «Тихого Дона» я не занимался и даже далеко не все освоил из того, что по этой теме написано. Но то, что в основе «Тихого Дона» лежал исходный текст (или несколько исходных текстов), не вышедший из-под пера Шолохова, мне представляется вполне убедительно доказанным. Наиболее наглядные и убийственные примеры присутствия в романе чужого текстового слоя исследователи обнаружили в первопечатной версии романа, публиковавшейся в журнале «Октябрь» с января 1928 года. После этого в результате редактур, которые продолжались от переиздания к переизданию, текст все более и более очищался от признаков первичного его состояния.
Безусловно, Федор Крюков закономерно прежде всего возникает в перечне «претендентов». Это обстоятельство и вызвало сегодняшний пристальный интерес к литературной фигуре, которая не была особенно известной и при жизни писателя. И все же вопреки мнению Иванова-Разумника он не был забыт теми, кто пристально следил за литературным процессом. Писатель он был исключительно даровитый, но при этом всегда оставался в тени. Он издал всего две авторские книги рассказов и очерков. Большинство его произведений было рассеяно по журналам, газетам и альманахам, многие из них подписаны псевдонимами. Держался Крюков очень скромно и мало был известен в широких литературных кругах. Иванов-Разумник упомянул о сборниках «товарищества Знание», в одном из которых, рядом с прозой Горького и Бунина, была опубликована повесть «Зыбь», одна из наиболее крупных вещей Крюкова.
Но «Знание» не было главным пристанищем для этого писателя. Крюков вышел из «Русского богатства». Именно в этом петербургском журнале народнического направления он постоянно печатался. И наряду с суждениями о нем как о писателе из казачьей среды правомерно говорить о Крюкове как о писателе с петербургской Басковой улицы, на которой в доме № 9 с 1876 до 1918 года располагалась редакция «Русского богатства», где его всячески примечали и опекали В. Г. Короленко, А. И. Иванчин-Писарев, Н. Ф. Анненский, П. Ф. Якубович и другие литераторы традиционного народнического направления. Можно провести прямую линию от Н. Г. Помяловского с его «Очерками бурсы» через прозу Короленко до Крюкова как автора очерков и разоблачительных статей на темы гимназической жизни. Вспомним в этой связи хотя бы «Неопалимую купину» – один из самых известных крюковских рассказов. Крюков – писатель, вышедший из казачества и много писавший на темы «тихого Дона», но в той казачьей среде, которая считалась опорой монархического режима, он был сугубым отщепенцем. Он входил во фракцию трудовиков и был одним из организаторов партии народных социалистов, всегда придерживался либерально-демократических установок, что особенно сильно сказывается в его публицистике. Будучи депутатом от Области Войска Донского в 1-й Государственной Думе, он подписал резко оппозиционное Выборгское воззвание и за это отсидел три месяца в «Крестах».
Следует подчеркнуть, что большинство крюковских сочинений – невидимая часть айсберга. Это то, что осталось рассредоточенным по журналам и газетам и, не будучи собранным в авторские, достаточно репрезентативные книги, не было по достоинству оценено современниками. В последние годы появилось несколько изданий его избранной прозы, причем особенно следует отметить сборник Крюкова «Обвал», в котором представлена его публицистика периода революции и гражданской войны; в этих статьях и очерках он последовательно выступает как писатель демократических взглядов и приверженец Белого движения.
Для того, чтобы лучше знать и понимать этого писателя, и для того, чтобы, может быть, приблизиться к разрешению так называемых загадок «Тихого Дона», думается, необходимо в первую очередь издание достаточно полного и квалифицированно подготовленного многотомного собрания его сочинений. Спасибо.
………………………………………………………………………
ПРОЗА ФЕДОРА КРЮКРОВА И МАТЕРИАЛЫ О ПИСАТЕЛЕ на «Несториане»:
Не понимаю, зачем стране нужны Нобелевские премии? Нобели столько вреда сделали в стране.
Вы читали историка А. Пыжикова о том, что семья Нобелей делала здесь революцию? На этой премии тоже следы крови, которая пролилась в гражданскую войну. Поэтому лучше было бы её не получать за роман «Тихий Дон». Чехова, Толстого, Горького читают без всяких премий.
Интересно, почему уважаемый академик не уточнил, где именно впервые в 1943-м году была напечатана «обзорная нелицеприятная статья Иванова-Разумника о советской литературе»?
«В период 1921–1941 гг. многократно советскими властями был арестован, сидел по разным тюрьмам, был в ссылке. Период «ежовщины» (1937–1938гг.) провел в московских тюрьмах, где через его камеры прошло свыше 1000 человек.
В августе 1941 г. Был освобожден и смог вернуться к себе в г. Пушкин (б. Царское Село) – до занятия этого города немцами в октябре 1941 года. Был вывезен весной 1942 г. В Германию и вместе с женой помещен за колючую проволоку в лагере г. Кониц (Пруссия), где они пробыли до лета 1943 г.
Летом 1943 г. им удалось выбраться в Прибалтику и поселиться там у родственников».
Спасибо, но биография Иванова-Разумника мне известна. Вопрос-то был совсем в другом (несколько уточню его): почему уважаемый академик постеснялся уточнить, что впервые эта статья была напечатана в 1943-м году в газете «Новое Слово», издававшейся в Берлине?
Было бы странно в этой газете встретить что-нибудь лицеприятное о советской литературе, не находите?
Сергей, ваш намек на сотрудничество Иванова-Разумника с гитлеровцами и на умолчание об этом А. В. Лаврова нечист. В томе НЛО есть все ссылки на опубликованные в берлинском русскоязычном «Новом слове» статьи, написанные за колючей проволокой. В 43-м проволока та была нацистской. Но и в немецком лагере, как и в советских тюрьмах, это автор оставался тем, кем был – русским критиком гуманистического направления.
Я не намекаю на сотрудничество Р.В.Иванова с гитлеровцами (и уже отмечал, что знаком с его биографией). Более того — мне известно, что он сожалел об этих публикациях в «Новом Слове». Я говорю только о том, что академик А.В.Лавров, указывая дату первой публикации, не указывает её место. А в 1943-м году разговоры о несостоятельности советской литературы могли быть актуальны только (и исключительно) как часть пропагандистской составляющей войны.
Кроме того, цитата приводится по посмертному изданию. А кто может утверждать, что Р.В.Иванов к этому времени остался бы с прежними взглядами?
Может быть, Крюков сам хотел, чтобы роман был напечатан под другим именем? Вы же такую версию опровергнуть не сможете.
Разумеется, не могу. Как и любую другую подобную, простите, глупость))
Есть многое на свете…, что и не снилось нашим мудрецам.
Господа пейсатели-импЭрцы , Крюков был 100% антимонархистом , трудовиком,народником, верхнедонским сепаратистом , либералом правого толка. Протограф не «белогвардейский» . Он «автономистический » и пронизан либертарианством от и до…Это очевидно , как и ваши советско-имперские штампы , Андрей, типа «нацисты» и пр. Коими Софья Власьевна крепко засадила ваши извилины.
Большая к Вам просьба, Михаэл: может быть, в следующий раз разумнее сначала прочитать, а после уже и откликаться?